Оригинальное издание

Жить подобно тени, заключенным в скобки, чужим двойником — такова мука человека, оставившего свое Истинное «я» Или же оставленного им. Но только при этом следует предполагать, что истинное «я» существует, что еще до контрафактных перепечаток имелось оригинальное издание. Что-какое — то лицо, имя, сущность от века являются нашими. Мы вольны ошибочно их опознавать. Тогда наша жизнь обессмысливается вплоть до полной призрачности. Мы становимся лишь анаграммой своего имени. Его буквы перепутались, нужно составить его заново. Чтобы утвердить это истинное имя, чтобы сообщить ему существование, нужно признать вмешательство некоего трансцендентного Голоса. Обычно мы говорим «я зовусь…» Это годится в повседневных отношениях, где вольно обращается ложь. Напротив того, мое истинное имя — то, которым Зовет меня Бог. С точки зрения религии человека именует Бог. Для духовного призвания необходимо имя, которым можно было бы называть индивида. Так был назван по имени Авраам. Этот зов должен быть однозначным: есть только одно истинное «я» и одно истинное имя, истинные по праву первородства. Ложные формы жизни могут его замаскировать, отдалить, но не уничтожить. В этом смысле можно говорить о подспудном Эссенциализме экзистенциальной мысли Кьеркегора. Зов и отклик, призвание и ответственность предполагают имя, зиждущееся в вечности. Обрести свое истинное имя — не менее трудная задача, чем обрести вечность; это одна и та же задача.

Так поиски себя приводят к встрече лицом к лицу с божественной трансценденцией — непостижимой основой всякого отдельного существования. Свое зримое лицо человек обретает от Бога, рассматриваемого как незримый лик. Отныне имя, которое он должен принять, но которое ему даровано, — имя, образующее собой личностную полноту, имя одновременно и ограниченное, и бесконечное, которого человеку никогда не воплотить вполне, — будет служить символическим представителем трансценденции. Кьеркегору кажется, что настоящее имя ждет его по ту сторону текущего момента, по ту сторону мира псевдонимов. «Многолетняя меланхолия привела к тому, что я не мог обращаться к себе на “ты” в глубинном смысле слова. Между меланхолией и этим “ты” простирался целый воображаемый мир… Его-то я отчасти и избывал своими псевдонимами». Не достигший своего истинного «я» чувствует себя изгнанным из своего имени, ему запрещено его носить: это значило бы преждевременно и ложно присваивать себе то, что должно стать последним воздаянием.